Максим Марков | Как Ельцин запретил Соловьева, Ромм избежал тюрьмы – и другие истории Анатолия Гребнева
Десять лет назад погиб замечательный кинодраматург Анатолий Гребнев. Вернее, он погиб 19 июня – но из-за ММКФ и прочих будничных забот эта дата как-то вылетела из памяти. Стоит, наверное, пояснить, кто такой Гребнев – в первую очередь это автор «Июльского дождя» Марлена Хуциева. В числе других его крупных свершений – «Дикая собака Динго», «Старые стены», «Успех», «Частная жизнь» и «Время желаний». Но особняком стоит не фильм, а его книга - «Записки последнего сценариста». Мемуары – но не столько о себе, сколько о коллегах, друзьях, о времени, в котором все они жили. С несколькими фрагментами из нее хотелось бы с вами сегодня поделиться.
«Деспотизм, вероятно, входит в эту профессию двадцатого века. Неблагодарность - тоже. Неверность - да, может быть.
Вот, можно сказать, типовой случай. Молодой, но уже очень известный режиссер готовится к съемкам новой картины. Присмотрел артиста на главную роль. Они давно знакомы. Теперь подружились. Режиссер обхаживает артиста, не отпускает от себя, готовит к роли, приглядывается, любит. Вечерами они говорят о будущей картине. И вдруг - облом: перестал звонить. А однажды в знаменитом мосфильмовском творческом буфете на третьем этаже артист, стоя в очереди, видит режиссера, как-то воровато мелькнувшего мимо - словно не заметил. «И тут я все понял, - рассказывает артист. - Он меня поменял, не иначе». И не ошибся, увы. Режиссер бросил его, нашел другого.
Больше они не виделись, режиссер так и не объяснился, не позвонил. Годы спустя, уже после картины, столкнулись случайно, поздоровались на ходу.
Таких историй множество. Эту поведал мне в свое время Станислав Любшин. Режиссера звали Андрей Тарковский, фильм был – «Андрей Рублев», заглавную роль сыграл Солоницын.»
«Когда нам с Марленом Хуциевым в «Июльском дожде» пришлось «отдать» пенсионера-энкаведешника, который свихнулся и перепутал времена, - была у нас такая сцена, пришлось ею пожертвовать, - мы, помнится, и не сокрушались особо. Скорее даже вздохнули облегченно: дешево отделались.
А «сумасшедшего» все-таки жаль. Его уморительно сыграл Георгий Жженов. Сцена выглядела отчасти вставной, даже эстрадной. Но как раз в этом качестве она была бы, наверное, украшением фильма. Обидно - не догадались сохранить негатив, вернули бы ее сейчас. Но кто же думал, что настанет другая эпоха...»
«У моего приятеля тех лет Володи Мотыля была своя разработанная тактика, которую он успел проверить на деле. Допустим, вам дали пять поправок к сценарию ли, к завершенному ли фильму - пять. Две из них абсолютно неприемлемы, одна - так-сяк и две таких, которые еще можно как-то принять. Так вот, по поводу двух последних вы и разыгрываете баталию. Нет, ни за что; ни в коем случае; что угодно, только не это, и т. д. И наконец, вымотав оппонента, кое-как уступаете. Об остальных трех уж как-то не заходит речи, на вас махнули рукой.»
«Не забуду рассказ Юлия Яковлевича Райзмана, как утром однажды во дворе он встретил Михаила Ильича Ромма, они жили в одном доме на Полянке. Был 1937 год. Ромм только что обзавелся автомобилем и, сидя на корточках, орудовал заводной ручкой. «Послушайте, Юля, - сказал он,- вот какая новость. Мне дали орден Ленина! Как вы думаете, теперь меня не посадят?..»
«Был момент, когда мы всерьез взялись за реформирование ВГИКа и задумали поставить туда ректором Сергея Соловьева, даже уговорили его - он долго отказывался. Теперь оставалось, как в том анекдоте, уломать другую сторону, а именно Московский горком и его грозного первого секретаря. И вот тут Борис Николаевич, к нашему удивлению, уперся, узнав, что речь идет о беспартийном режиссере. Уговорам наш будущий президент уже и тогда не поддавался. Он произнес выразительную фразу, которую мы долго потом вспоминали. Партия, сказал он, кадровые вопросы никому не отдаст, не надейтесь. Климов вернулся ни с чем.
Это был 1987 год.»
«Помню, я покатывался со смеху, слушая уморительный рассказ Андрея Миронова и Игоря Кваши, как они оба снимались у Рошаля в фильме о Карле Марксе. Дело происходило в ГДР, в Потсдаме, там ставилась какая-то грандиозная массовая сцена, относящаяся к революции 1848 года. Пригнали массовку - чуть ли не полк наших солдатиков из Западной группы войск. Прибыл и генералитет. И вот сценка: актеры в гриме, милейший Григорий Львович Рошаль представляет их генералам. (Миронов и Кваша показывали это в лицах.) «Артист Кваша - Карл Маркс». Генералы один за другим вытягиваются, отдают честь, трясут руку. «Артист Миронов - Фридрих Энгельс». Братское рукопожатие. Наступает черед Василия Ливанова. «Немецкий социалист Гервег». Генералы кивают, кто-то вяло протягивает руку, большего «немецкий социалист» не удостаивается.»
«Когда-то в городке Чинечитта, близ Рима, итальянском Голливуде братьев Ди Лаурентисов, один из братьев объяснял Райзману и мне, как они ухитряются работать с Феллини и Бертолуччи, заведомо зная, что ни тот ни другой, равно как и Антониони и Пазолини, полных залов не соберут. «А мы и не ждем от них доходов, - сказал Луиджи Ди Лаурентис. - Пойдемте, я покажу вам, что мы снимаем для денег. Сейчас как раз в моде итальянские вестерны и вот, смотрите, павильон. На этот задник-экран проецируется небо с облаками, а эти скалы из пенопласта складываются в любую конфигурацию. Месяц - и снята картина. Но если у тебя не будет одного-двух фильмов для Канн или Венеции, считай, что ты потерял лицо. А значит, потерял и деньги кто из звезд пойдет к тебе сниматься в вестернах?!»
